Октябрь - Страница 80

Как только она сошла, подытожили: «Наверняка, попадья… Надо не молиться, а работать…» и другие насмешки. Темы низкой официальной пропаганды.

Зинаида Гиппиус

16 декабря.

Дмитрий говорит: надо было бы тоже устроить демонстрацию, вернее — процессию: такую тихую, с горящими факелами, с большим красным гробом, и на нем надпись: «Свобода России»… А я поправляю: нет, написать страшнее. Надо написать просто — «Россия»…

Пьер Паскаль

30 (17) декабря 1917.

Утром большая демонстрация по поводу мира. В сущности, она демонстрирует твердую волю всего народа: порядок совершенный, полки с командирами без знаков различия, солдаты на конях, свободные люди, одновременно и освобожденные, и в надлежащей форме. Обилие транспарантов. Несколько узнаваемых бывших офицеров. Рабочие. Вооруженные красногвардейцы. Женщины. Худощавые, поют. Идет народная сила, сила народа, который стремится к чистому идеалу, желая справедливости и добра. На глазах у меня навернулись слезы.

О, Боже мой, сделай, чтобы эта добрая воля, эти усилия не были напрасны!

Джордж Бьюкенен

31 (18) декабря.

Первая часть германской мирной делегации прибыла в Петроград. Они, как говорят, поражены царящей здесь анархией и заявляют, что состояние финансов и промышленности России настолько бедственное, что ни одна страна не сможет самостоятельно восстановить их до нормального состояния.

Зинаида Гиппиус

22 декабря.

Вчера был неслыханный снежный буран. Петербург занесен снегом, как деревня. Ведь снега теперь не счищают, дворники — на ответственных постах, в министерствах, директорами, инспекторами и т. д. Прошу заметить, что я не преувеличиваю, это факт. Министерша Коллонтай назначила инспектором Екатерининского Института именно дворника этого же самого женского учебного заведения.

Город бел, нем, схоронен в снегах. Мороз сегодня 15 градусов.

Трамваи едва двигаются, тока мало (сегодня некоторые газеты не могли выйти). Хлеба выдают 3/8 на два дня. Мы все более и более изолируемся.

Борис Никольский

28 декабря.

Что будет в январе — великий вопрос. Вот когда сепаратизмы-то скажутся. И вообще все скажется. Пока юг и Сибирь сыты; но ведь не вечно и они сыты будут. Землю-то везде обещали. И не только землю. Вообще, ночь темней и безнадежнее с каждою думою. Блаженны не думающие, танцующие, пьющие, курящие, играющие, спекулирующие и веселящиеся. Судя по афишам, таких достаточно. Роман стал собирать афиши, а я хожу по улицам и ему их сдираю десятками. Вчера принес более 50, сегодня более 30. Для полноты картины берем все, не только политику, но все решительно. — Боже мой, вы, потомки, которые наших дней не застанете, — если бы вы могли понять весь ужас существования среди хаоса в государстве, существующем только силой инерции, не имеющем ни людей, ни устройства, ни организации, ни даже будущего дня… Поймите, что значит — не иметь завтрашнего дня для России! Мы ждем во тьме и не знаем времени; знаем только, что оно идет и его каждое движение — глубже в ночь и дальше в разрушение. Где предел и конец? Египетская тьма. Ни смеяться, ни плакать, — ни к чему. Существуй в этой тьме кромешной, а не можешь — умирай. Старики самоубийством кончают, а молодежь — пьянствует, пока может. Но все припасы везде кончатся. Мученье. И ни просвета, ни мысли, ни души. Одно томленье. Мы, как заточенные в беспросветную темницу, обречены ждать.

Владимир Лопухин

Публика наша стихийно устремлялась за границу. Движение началось еще до 25 октября, лишь в предвидении ознаменованных этою датою событий. После же 25 октября выезд приобрел массовый характер. Из Петербурга люди либо непосредственно выезжали за границу, пока граница была открыта, через Торнео via Берген, либо посредственно через Кавказ, Крым, Николаев, Одессу, думая вначале отсидеться на юге России, а потом вынужденные оттуда бежать с наступлением ужасов Гражданской войны.

Кому не удалось бежать, из осевших на юге, те жестоко пострадали. Большая часть пали жертвами революционной бури. Но многие погибли естественною смертью, оказавшись не в силах противостать всяческим лишениям, порожденным разрухою, и пережить потрясшие их сознание непонятые ими события.

Отправились одними из первых на юг, из числа тех, чьи имена пользовались известностью по значительности занимавшегося положения: дважды премьер-министр И. Л. Горемыкин, дважды министр — сначала финансов, потом — торговли, впоследствии управляющий Государственным банком И. П. Шипов, бывший министр иностранных дел С. Д. Сазонов и др.

Николай Реден

Впервые за несколько месяцев я посетил самостоятельно Народное собрание, чтобы послушать оперу «Вертер». Ежедневно сталкиваясь с реалиями жизни, было трудно проникнуться сочувствием к внутренним переживаниям молодого человека, мучившегося неспособностью преодолеть страсть к супруге своего лучшего друга. Сценарий, музыка и костюмы казались фантастическими, но более всего поражала аудитория.

Театр был полон каких-то неопрятных субъектов. Нечасто попадались люди, которых встречаешь в опере. Было много уставших и разочарованных лиц, более половины мест занимали солдаты и матросы с револьверами у пояса, с ружьями на коленях.

На протяжении первого отделения в театре было шумно, но потом установилась гнетущая тишина. Зрители, проникнутые революционным настроением, не могли скрыть своего презрения к романтическому сюжету, музыка отнюдь не звучала как военный марш и не взбадривала. Когда разыгрывалась сцена самоубийства героя, большинство зрителей спали, храп заглушал музыку оркестра.