Октябрь - Страница 45

Когда же хлынули «революционные» (тьфу, тьфу!) войска, Кексгольмский полк и еще какие-то — они прямо принялись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивали серебро; чего не могли унести — то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба… Нет, слишком стыдно писать…

Но надо все знать: женский батальон, израненный, затащили в Павловские казармы и там поголовно изнасиловали…

Джордж Бьюкенен

8 ноября (26 октября).

Я сегодня вышел, чтобы посмотреть, какие повреждения причинил Зимнему дворцу вчерашний продолжительный обстрел, и, к своему удивлению, обнаружил, что, несмотря на близкое расстояние, со стороны реки было видно всего три отметины от шрапнели. Со стороны города стены были испещрены следами тысяч пулеметных пуль, но ни один выстрел из орудий, ведших огонь с Дворцовой площади, не достиг цели. Внутренние помещения в значительной степени пострадали от нашествия солдат и рабочих, которые разграбили и разбили все, до чего смогли дотянуться.

В тот же вечер двое офицеров женского батальона пришли к моей жене и умоляли ее спасти женщин, защищавших Зимний дворец, которые после того, как они сдались, были помещены в казармы, где подвергались жестокому обращению со стороны солдат. Генерал Нокс сразу же выехал в штаб-квартиру большевиков — Смольный институт. Его требования о немедленном освобождении бойцов женского батальона были сначала отвергнуты на том основании, что они оказали яростное сопротивление, сражаясь до последнего патрона. Однако благодаря его твердости и настойчивости приказ об их освобождении в конце концов подписали, и эти женщины были спасены от участи, которая неизбежно постигла бы их, проведи они ночь в казармах.

Лев Троцкий

Сейчас же после взятия Зимнего в буржуазных кругах пошли слухи о расстрелах юнкеров, о насилиях над ударницами, о расхищении богатств дворца. Все эти россказни были давно уже опровергнуты, когда Милюков писал в своей «Истории»: «Те из ударниц, которые не погибли от пуль и были захвачены большевиками, подверглись в этот вечер и ночь ужасному обращению солдат, насилию и расстрелам». Никаких расстрелов на самом деле не было и, по настроению обеих сторон в тот период, быть не могло. Еще менее мыслимы были насилия, особенно во дворце, куда, наряду с отдельными случайными элементами улицы, вступили сотни революционных рабочих с винтовками в руках.

Константин Еремеев

Мы проехали в казармы 2-го Балтийского экипажа. Там было очень оживленно, все еще толковали, обсуждали события дня. Пока мы беседовали в канцелярии комитета, пришли матросы с сообщением, что привели двух генералов. Матросы, узнав, что Керенский не попался, полагали, что он спрятался и затем попытается уйти. Обыскав дворец и не найдя его там, они решили покараулить, и несколько десятков человек патрулировали по окраинам площади и у Александровского сада. Было захвачено несколько человек, которых опросил комитет экипажа и отпустил. Но на этот раз попались «хорошие люди», о чем патрульные и возвестили торжествующе.

— А нуте, ведите их сюда скорей, — сказал Подвойский. Ввели двух почтенных господ в штатских пальто и шапках. Матрос распахнул пальто одного из них и сказал:

— Вот полюбуйтесь!

Действительно, под штатской внешностью оказался генерал в форме.

Он стал довольно несообразно бормотать о том, что он со своими знакомыми случайно был в гостях в Зимнем дворце и ввиду суматохи не могли уйти, а когда стало потише, они вышли, но их забрал матросский патруль. А служат они в Генеральном штабе.

— Обыскивали их? — спросил Н. И. Подвойский.

— Нет еще.

— Так что же вы? Надо обыскать.

Достали из карманов браунинги. Вынули бумаги: у одного оказалось удостоверение — генерал-майор Багратуни, начальник штаба округа. (Потом обнаружилось, что он был назначен командующим войсками округа вместо «неспособного» полковника Полковникова).

— Ишь, гуси! А прикинулись червячками! Мы ничего, мы в картишки в гостях играли!

Моряки, видно, были рассержены.

— Расстрелять их надо, гадов.

— Нет, позвольте, — вмешался тов. Подвойский. — Это нельзя. Они деятели контрреволюции. Их надо доставить в Смольный. Судить их будем.

Но моряки возражали: наша добыча, мы их дуванем. После уговоров согласились доставить их завтра.

— Не завтра, а сегодня. Сейчас, — решил Н. И. Подвойский. — У вас тут, наверно, найдется машина?

— Да, вот мы на грузовичке приехали.

— Ну так вот: комитет, наряжайте надежней конвой и отправляйте. Да смотрите, товарищи, кто повезет, доставьте как следует. Глядите в оба, чтоб не сбежали. А то будете отвечать перед Военно-революционным комитетом.

Джон Рид

Здание городской думы было освещено сверху донизу. Мы вошли в Александровский зал, окруженный галереями и увешанный затянутыми красной материей царскими портретами в тяжелых золотых рамах. Вокруг трибуны столпилось около ста человек. Говорил Скобелев. Он настаивал на том, чтобы Комитет общественной безопасности был расширен с целью объединить все антибольшевистские элементы в одну организацию — Комитет спасения родины и революции. Пока мы находились в зале, комитет был сформирован.

Мы вышли и подозвали извозчика. «Куда ехать?» Когда мы сказали: «В Смольный», — извозчик отрицательно затряс головой. «Нет! — заявил он. — Там эти черти…» Только после долгого и утомительного блуждания удалось нам найти извозчика, который согласился довезти нас. Но он потребовал тридцать рублей и остановился за два квартала до Смольного.