Октябрь - Страница 3

К оглавлению

3

Петр Краснов (1869–1947) — осенью 1917 года — генерал Русской императорской армии, командующий 3-м кавалерийским корпусом. Организатор похода казачьих частей на Петроград с целью подавления Октябрьского вооруженного восстания. Во время Гражданской войны — атаман Всевеликого Войска Донского. Во время Второй мировой войны — начальник Главного управления казачьих войск Имперского Министерства Восточных оккупированных территорий Германии. Повешен в Лефортовской тюрьме 16 января 1947 года. Источник текста: Петр Краснов «На внутреннем фронте» / «В боях и походах» (издательство «ПРОЗАиК», 2014).

Борис Никольский (1870–1919) — деятель монархического движения, профессор юридического факультета Юрьевского университета. Расстрелян 11 июня 1919 года. Источник текста: Борис Никольский «Дневник» (издательство «Дмитрий Буланин», 2015).

Владимир Лопухин (1871–1942?) — представитель известной аристократической фамилии, осень 1917 года — директор департамента Министерства иностранных дел. Источник текста: Владимир Лопухин «Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел» (издательство «Нестор-История», 2008).

Мария Бочарникова — старший унтер-офицер 1-го Петроградского женского батальона. Источник текста: Мария Бочарникова «В Женском батальоне смерти» / «Доброволицы» (издательство «Русский путь», 2014).

Евгений Драшусов (1885–1969) — морской офицер, из дворян. Источник текста: «Россия 1917 года в эго-документах: Воспоминания» (издательство РОССПЭН, 2016). Борис фон Лайминг — в 1917 году юнкер Михайловского артиллерийского военного училища. Источник текста: «Россия 1917 года в эго-документах: Воспоминания» (издательство РОССПЭН, 2016).

Александр Синегуб — поручик Школы прапорщиков инженерных войск. Источник текста: Александр Синегуб «Защита Зимнего Дворца» / «Архив русской революции» Том 4 (издательство «Слово», 1922).

Николай Редей (Вреден) (1901–1955) — воспитанник Морского кадетского корпуса, участник белого движения. Источник текста: Николай Реден «Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919» (издательство «Центрполиграф», 2006).

ГЛАВА 1
ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕТРОГРАД

...

Город был настроен нервно и настораживался при каждом резком шуме.

Джон Рид

Сентябрь и октябрь — наихудшие месяцы русского года, особенно петроградского года. С тусклого серого неба в течение все более короткого дня непрестанно льет пронизывающий дождь. Повсюду под ногами густая, скользкая и вязкая грязь, размазанная тяжелыми сапогами и еще более жуткая чем когда-либо ввиду полного развала городской администрации. С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом. По ночам — частью из экономии, частью из страха перед цеппелинами — горят лишь редкие, скудные уличные фонари; в частные квартиры электричество подается только вечером, с 6 до 12 часов, причем свечи стоят по сорок центов (цент по тогдашнему курсу равнялся 3–5 копейкам) штука, а керосина почти нельзя достать. Темно с 3 часов дня до 10 утра. Масса разбоев и грабежей. В домах мужчины по очереди несут ночную охрану, вооружившись заряженными ружьями. Так было при Временном правительстве.

Николай Реден

В марте, когда неистовствовали уличные толпы, их нападению подверглись все тюрьмы, ворота которых широко открылись. Целью провозглашалось освобождение политических заключенных, однако не упускали случая воспользоваться ситуацией и уголовные преступники. К политическим ссыльным, возвращавшимся из Сибири, примыкали убийцы и грабители. Комиссии по опеке всех принимали как пострадавших за дело свободы. Перед профессиональными мошенниками, приезжавшими в Петроград, открывались неограниченные возможности. Не осталось ни одного из прежних средств сдерживания: полиция исчезла, ушла в прошлое паспортная система, уничтожили полицейские досье.

Поздней осенью 1917 года «дно» общества процветало. Ряды рецидивистов постоянно пополнялись новичками, которых соблазняла безнаказанность. Трамваи, политические митинги и публичные места кишели ворами-карманниками, частные дома и квартиры подвергались грабежам в дневное время, по вечерам на главных проспектах останавливали и раздевали прохожих. Не существовало правоохранительных учреждений, куда могли обратиться за защитой мирные граждане.

Наконец в порядке самообороны люди стали брать исполнение законов в свои руки, самосуд стал нормой. Карманник, схваченный в переполненном вагоне трамвая, не знал пощады. Разъяренные блюстители справедливости вытаскивали визжащую жертву наружу и учиняли скорый суд, в то время как вагоновожатый ждал, пока дело будет закончено.

Нередко я видел трясущуюся фигуру какого-нибудь воришки, с бледным лицом, в разорванной в клочья одежде, с кровью на разбитом лице, а вокруг — люди, со звериной злобой стремящиеся нанести еще удар. Пять, десять минут толпа неистовствует и топчется на месте. Затем, тяжело дыша и не глядя друг на друга, люди возвращаются на свои места, и трамвай, позванивая, продолжает свой путь. Если кто-нибудь решался оглянуться, то видел посреди улицы кровавую массу, которая уже ничем не напоминала человеческое существо.

Когда грабителя или налетчика заставали на месте преступления, немедленно начиналась охота за ним. Каждый день на улицах Петрограда происходили десятки таких инцидентов. Они начинались с пронзительных криков:

— Вор! Держи вора! Убей его!

В одно мгновение эти крики подхватывали сотни глоток. Все бросали свои дела и принимали участие в погоне. Поскольку преследователи прибывали из боковых переулков, из соседних домов, у жертвы уйти от погони никаких шансов не оставалось. Рано или поздно преступника загоняли в какой-нибудь подъезд или погреб. Если он был вооружен, следовала осада, продолжавшаяся до тех пор, пока у него не заканчивались боеприпасы. Обычно преступник знал о своей участи и приберегал последнюю пулю для себя.

3