Октябрь - Страница 114


К оглавлению

114

«Спасибо, — говорил А. И. Коновалов, — и, пожалуйста, передайте Коменданту, что Правительство ожидает частых и подробных сообщений».

«А лучше, если он сам сможет вырваться и явиться к нам», — бросил Терещенко.

Во время этих приказаний я приблизился к двери и открыл ее, и в тот же момент в нее проскользнул поручик Лохвицкий и, поймав за пуговицу жакета А. И. Коновалова, начал доказывать ему бесполезность дальнейшей борьбы.

Изумленные министры пододвинулись и начали вслушиваться в развиваемую Лохвицким тему.

Мне было досадно и смешно. Взять его за плечи и вывести мне представилось актом довольно грубым по отношению Министров, поэтому я его ущипнул, но он только отмахнулся рукою. Меня это задело, и я объявил, что поручик контужен в голову на фронте, — что соответствовало истине, — и поэтому прошу разрешения его увести. Но мне ответили, что в том, что он говорит, есть интересные данные, и поэтому я могу без стеснения его оставить.

«Слушаюсь», — стереотипно ответил я, повернулся и вышел. Выйдя в зал, я снова почувствовал прилив бесконечной слабости от неожиданно для меня родившегося какого-то чувства симпатии к этим людям, в сущности покинутым всеми, на волю волн взыгравшегося рока. «Бедные, как тяжело вам».

«Господин офицер, господин офицер», — внезапно раздался зов сзади. «Это вас зовут», — сказал мне мой спутник. Я обернулся. Ко мне из кабинета заседания Правительства большими шагами, быстро приближалась высокая, стройная фигура Пальчинского.

«Сейчас звонили по телефону из Городской Думы, что общественные деятели, купечество и народ с духовенством во главе идут сюда и скоро должны подойти и освободить Дворец от осады. Передайте это Коменданту Обороны для передачи на баррикады и оповещения всех защитников Дворца», — говорил взволнованно министр. «Подождите, я…» — но его перебили передачей из кабинета приглашения подойти к телефону. «Хорошо, бегу!» — крикнул он и, снова обращаясь ко мне, добавил: «Вы сами, пожалуйста, тоже распространяйте это. Это должно поднять дух», — отходя от меня, закончил он отдачу распоряжений.

Это известие о шествии отцов города и духовенства подняло меня. И мне стало удивительно легко. «Это поразительно красиво будет», — говорил я сопровождавшему меня юноше.

Юноша сиял еще больше меня. Но вот Портретная Галерея, и я, несколько сдержав выражения своей экзальтированности, выбежав на середину Галереи, прокричал новость юнкерам.

«Ура! Да здравствует Россия!» — закончил я сообщение новости и, под общие торжественные крики «ура» юнкеров, побежал дальше, останавливаясь перед группами юнкеров и делясь с ними приближающейся радостью.

А в это время снова начала разговаривать с Невы «Аврора».

«Будьте добры, помогите мне, — говорил мне юноша, оказавшийся офицером-прапорщиком, только на днях приехавшим в отпуск к родителям с фронта и вот сегодня проникнувшим во Дворец, — разделить участь юнкеров и тех сыновей чести, которые служили в армии не из-за двадцатого числа, а в силу уважения к себе, как детям большого, прекрасного народа». «Вы это можете сделать, — убеждал он меня, — предоставьте мне нескольких юнкеров, и я организую вылазки. Позвольте, позвольте — предупредил он готовый было сорваться у меня протест. — Я уже ходил, но один. Я пробрался за баррикады и, вмешавшись у Александровского Сада в толпу осаждающих, бросил три гранаты.

Это же была картинка! Правда, помогите», — просил юноша.

Но я отказал. Одно дело грудь на грудь идти, и другое — из-за спины. И среди кого? Рабочих, отуманенных блестящей, как мыльный шар, фантазией… «Нет, — говорил я, — право, невинной крови не надо. Вот подойдут горожане с духовенством, и это, поверьте, окажется сильнее, чем "Аврора" с их стороны и вылазки такого сорта, как вы предлагаете, с нашей. Оставьте честь метаний бомбы из-за угла господам Савинковым», — урезонивал я горящего жаждою боя прапорщика.

«Вы правы; я не подумал с этой точки зрения», — согласился со мною юноша.

За беседой мы незаметно достигли поворота коридора в первом этаже к выходу под аркой, где нам снова попалось двое юнкеров и какой-то дворцовый служитель, стоявший прислонившись к стенке и беззаботно курящий махорку, напомнившую мне, что я давно не курил. Я остановился и попросил у него папиросу. Он охотно исполнил мою просьбу, но от денег отказался. Я закурил и пошел дальше, за поворот.

«Господин поручик», — вдруг остановил меня один из двух юнкеров, попавшихся навстречу до поворота.

«Господин поручик, этот человек, у которого вы брали папиросу, кажется большевик. У него под тулупом болтаются гранаты. Мы давно за ним следим. Он кого-то здесь ждет», — доложил юнкер свои соображения о здоровеннейшего роста субъекте, принятом мною за дворцового служителя.

«Так, отлично! Будьте внимательны! Я сейчас проверю», — поворачиваясь обратно, приказал я юнкерам.

«Послушайте, скажите, что вы здесь делаете?» — подходя почти вплотную, задал я прямо вопрос человеку в тулупе и валенках. И не давая возможности произнести что-либо в ответ, я быстро оборвал крючок воротника и задернул его на плечи, связав, таким образом, свободу действий рук.

Эффект был ошеломляющий как для него, так и для меня. На раскрытых плечах лежали солдатские погоны Семеновского полка, а за поясом торчало два револьвера и висело несколько гранат.

Мгновение — и мой револьвер у его носа, а штыки винтовок юнкеров прижались к животу и груди. И он стоял, не шелохнувшись, выпуча глаза и сдерживая дыхание. Прапорщик вмиг снял с него его украшения и вытащил из карманов кучу обойм и кошелек, в котором оказалась расписка в получении от товарища Сидора Евдокимова пакета за № 17 от 25 октября из Зимнего Дворца, от товарища N.

114