Октябрь - Страница 106

106

Оказывается, голова работает. Мысль такие меры нашла. И энергия снова во мне закипела. — «Вы бы заснули», — убеждал я молчаливо сидевшую парочку друзей юнкеров с горящими глазами, окаймленными налившимися синевой под яблочными мешками.

«Пробуем, но не выходит. Обстановка давит», — конфузливо признаются юнкера.

«Да, это верно. Я вас понимаю. Но необходимо сохранить силы. Бог знает, что нас еще ждет впереди. Право, перестаньте думать и отдохните», — пробовал я урезонить их.

«А хорошая мебель», — выскочил кто-то из юнкеров с трезвой оценкой вещей, находившихся в комнатах. — «Да тут как-то все сохранилось на месте, — не успели растащить, или же рассказы о грабеже чистый вымысел», — подхватил я затронутую тему, чтобы развитием ее отвлечься от других.

«Ну нет. Тут массу растащили, но надо отдать справедливость Керенскому. Он горячо и настойчиво требовал сохранения в целости вещей — объявляя их достоянием государства. Но разве усмотришь за нашей публикой. Особенно дворцовыми служащими и той шантрапой, что набила дворец», — заметил один из разлегшихся на полу юнкеров.

«А вы видели молельню, господин поручик? Там есть такие образа, что им цены нет».

«Да видел, но в нее не входил. Не смог себя заставить. Ведь там государыня Богу молилась. И мне казалось, что если я войду туда, то это будет кощунство.

Ведь мы здесь не гости по приглашению хозяев Дворца, а игрушка в руках судьбы, занесенная ею сюда, для тех достижений, которые еще сокрыты от нас.

Поэтому я не смел войти в нее. И даже если бы мне сказали, что наша жизнь была бы охранена стенами ее, я и тогда не вошел бы в нее и никого добровольно туда не впустил».

«А Керенский немножко иначе мыслит», — начал опять кто-то говорить о Керенском, но его перебили возгласы из соседней комнаты.

«Где господин поручик? Доложите, что казаки пришли и располагаются в коридорах и в комнатах около молельни и хотят также занять ее».

«Казаки! Какие казаки? Откуда?» — и я бросился в коридор.

Коридор уже был набит станичниками, а в него продолжали втискиваться все новые и новые.

«Где ваши офицеры? Где командир сотни?» — обратился я с вопросом к одному из бородачей уральцев. Он махнул головой и, не отвечая, продолжал куда-то проталкиваться через своих товарищей.

«Что за рвань? — соображал я, смотря на их своеобразные костюмы, истасканные до последнего. — Э, да у них дисциплина, кажется, тоже к черту в трубу вылетела. Хорошенькие помощники будут…» — «Эй! Станичники, кто у вас здесь старший», — снова обратился я с вопросом, но уже к массе.

«Всяк за себя — а на што тебе», — раздались два слабых ответа среди гама, с которым они продолжали продвигаться по коридору, частью заваленному какими-то большими ящиками, о которых острили, что Керенский не успел их с собою забрать по причине преждевременного исчезновения.

Услышав эти своеобразные ответы, я было чуть не разразился бранью за нелепость их и за игнорирование во мне офицера.

«Смотри — среди них нет почти молодежи, это все старших возрастов. Ага, то-то они и явились сюда», — проталкиваясь среди казаков к стоявшему на ящике и следившему за движением казаков подхорунжему, подумал я.

«Хотя на большом заседании представителей совета съезда казаков и говорено было о воздержании от поддержки Временного Правительства, пока в нем есть Керенский, который нам много вреда принес, все же мы наши сотни решили придти сюда на выручку. И то только старики пошли, а молодежь не захотела и объявила нейтралитет».

«Так, так. А где офицеры ваши?» — «Да их не много, пять человек с двумя командирами сотен. А они к коменданту Дворца пошли. Их позвали туда… — Эй, вы там, давай пулеметы туда в угол, вот разместится народ, тогда и их пристроим… — А вы давно здесь?» — уже обращаясь ко мне, продолжал подхорунжий, крепкий, бородатый казак.

«С полудня. Ходили уже к телефонной станции, да толку не вышло — уклончиво ответил я. — Вот что я вас хотел попросить, — продолжал я. — Здесь молельня царя есть. Так чтобы в нее не ходили». — «Зачем толкаться туда, казаки сами не пойдут, разве который пред образом лоб перекрестить захочет».

«Вы не думайте, поручик, станичники понятие большое имеют», — смотря мне прямо в глаза, добавил подхорунжий.

«Вот это спасибо. Ну я побегу к своим, а вы, значит, располагайтесь, как можете, а когда придут ваши офицеры, пошлите сказать мне», — спрыгивая с ящика, попросил я.

«Слушаюсь, господин поручик», — вслед ответил подхорунжий. Придя к первому взводу, где было назначено место моего пребывания для юнкеров связи, я застал поручика Скородинского и юнкера Гольдмана, явившегося с приказанием от капитана Галиевского. Но не успел я открыть рта для вопроса, что есть нового, как из соседней комнаты, слева расположенной, угловой, выходящей окнами и на Миллионную улицу, вбежало двое юнкеров.

«Господин поручик», — разлетелись они ко мне. «Стоп. По очереди. Говорите вы, в чем дело?» — «Господин поручик, казаки нас выставляют из угловой комнаты. Взводный командир приказал просить вас прийти».

«Они ничего слушать не хотят и располагаются в комнате так, словно в конюшню явились», — возмущенно докладывал юнкер.

«А вы что хотите?» — справился я у второго.

«У нас та же картина, господин поручик, но кроме того хотят еще в молельню пойти. Их не пускает часовой, а они кричат, что может умирать придется, так чтобы помолиться туда пустили. — Нам будет очень приятно помолиться там, где сами цари молились — кричат они, — а вы не пускаете, жидовские морды. Часовой из наших евреев оказался. Юнкера обиделись, и если вы не придете, то еще дело до драки дойдет», — с еще большею растерянностью доложил второй юнкер.

106